![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Про плювок у вічність та міну в голові
Tuesday, 27 March 2018 12:42https://censor.net.ua/blogs/3057729/pro_plyuvok_u_vchnst_ta_mnu_v_golov
Про видавництво «Фоліо», Галу Сліпушко, тендітні груди, дитячі коси, й ГУСТУ КРОВ
*
Про видавництво «Фоліо», Галу Сліпушко, тендітні груди, дитячі коси, й ГУСТУ КРОВ
*
Про нашу війну написано вже більше сотні книг. І буде їх ще більше.
Хтось колись зробив дослідження і здивувався, чому за чотири роки російсько-української війни видано книг загалом більше, аніж за всю Велику вітчизняну, як частину Другої світової. Он як виросла літературність суспільства! – радів автор дослідження.
Вважаю, причина в іншому. То не літературна спрямованість суспільства виросла, то вимоги до друкованого слова стали слабшими. Ще слабшими. Далі нікуди, такими слабшими. Але історія, з якою я зустрілась, довела, що я навіть не уявляю глибину падіння сьогоднішніх літературних вимог. Зараз я вам теж розкажу, приготуйте носовички. Принаймні мені мій знадобився, коли я зіткнулась з ЦИМ…
… я прочитала повідомлення у месенджері. Повідомлення було від Галини Сліпушко https://www.facebook.com/galaslipushko, далі Анна Шила (літературний псевдонім):
«Диана, добрый день! Меня зовут Галина. Я написала и готовлю к издательству книгу об украинских женщинах, принимающих участие в АТО. Так получилось, что Вы и Ваша истоия меня очень вдохновила. И я написала о Вас целый расссказ. Я хотела бы попросить несколько Ваших фото для книги, если вы не против!! Заранее спасибо!»
Я злякалась.
Зверніть увагу – оповідання вже було написане. Рішення розмістити його у книзі вже прийнято. Від мене вимагалось лише кілька фотографій. Тобто – радій честі, давай фото і не випендрюйся.
Кожна книга – то вам не аби що. Не журнальна стаття, не замітка в газеті. Книга – то плювок у вічність, і я злякалась, і ви б злякались. Бо якщо вами збираються плюнути у вічність, ви мусите хоча б знати, чим саме будуть там плюватись. І я м’яко, але наполегливо попросила прислати мені чорновик оповідання. Авторка пояснила мені, що всі герої, крім мене, вигадані. І щоб я не шукала там схожості.
- Ага. Я художнік, я так бачу. – подумала я і знову наполегливо попросила чорновик.
Чорновик слухняно ліг на пошту і я почала прискіпливо читати. За дві хвилини я відкинулась на спинку крісла і попросила мені принести:
- кави
- корвалолу
- пігулок від сміху
- носовичка для сліз
саме в такій послідовності. Далі я зібрала біля себе колег-волонтерів і почала читати вголос.
Отже, оповідання розказувало про жінку, волонтера Діану, яка везла на фронт, як завше «оптику, взуття, каски й медикаменти»
- Шо, всьо? – спитав Паша, а Аня обурено пхикнула.
- Ну, отак. Бачте, чим займається Ф.О.Н.Д. Оптика, взуття, каски й медикаменти. Все. Але то дрібниці. Слухайте далі.
Назустріч стомленій волонтерці Діані вийшла дівчина-військовослужбовець. Дівчина була: «висока й тонка, тендітна й сором’язлива. Дві русяві коси спускались на дитячі груди. На світлому, прозорому обличчі були щедро розсипані веснянки, а під тонкою шкірою просвічувалися голубі жилки.»
- Капець, я вже збудився. – сказав хтось з чоловічого складу Ф.О.Н.Д.у
- Збанацький, Юрій, том другий. – прокоментувала я.
Забігаючи наперед – в цій книзі усі дівчата були тонкими й тендітними, з високими (ніжними, дитячими) грудьми і русявими (темними, світлими, пшеничними) косами. А чо, гуляти так гуляти!
Але то не злочинно. Можуть же усі як одна, про кого вирішила написати авторка, бути витонченими красунями? Та ще й підібраними наче за кастінгом на подіум. Стиль теж не так вже страшно. Ну, може, російськомовна авторка виховувалась, таємно читаючи під ковдрою Збанацького й Стельмаха, Собка та Гончара. І просто намагалась наслідувати, тренуючись ̶н̶а̶ ̶к̶о̶ш̶к̶а̶х̶ на волонтерах.
Біда була з одягом дівчини. Вдягнена вона була у платтячко з цупкої тканини (брезентуха, чи що?) і – увага! – взута у високі кирзові чоботи.
- Світлана Алєксієвич, У войни не женское лицо. – знову прокоментував хтось.
І тут починається драма.
Забачивши цю тендітну особу у брезентовій сукні та кирзаках, цитую - «материнське серце Діани облилось густою кров’ю»
- О, Господи… - схопилась я за серце.
- Ще корвалольчику? – тут же запропонували колеги.
- Клініка якась. – пробурчала я. – Густа кров, передінфарктний стан, цій паціентці терміново б до лікаря.
і продовжила читати далі. А далі жінка-волонтер Діана почала ридати над долею бідної дівчини Жанни, бо «на неї мали б чекати звичайні жіночі радощі – таке виплекане весілля з білою мереживною сукнею, чубатими сватами, рум’янозапашним короваєм із двома лелеками, щасливе материнство з грудьми, повними молока, і вранішніми поцілунками рожевих немовлят, плекання надій і планів, сповнених чудернацьких ідей»
- Чудернацькою ідеєю, здається, було написання цієї книги, - пробурчала я, уявляючи собі тих чубатих сватів і рожевих немовлят.
- Знову груди. Тепер вже повні молока. Капець, я теж збудився. – сказав ще хтось з чоловічого складу Ф.О.Н.Д.у
А драма в книзі розвивалась далі.
Діана помчала собі до Києва, там швидко закупила і повезла знову на фронт, спеціально для Жанни – наполегливо прошу уваги, особливо тих моїх читачів, які мають дотичність до армії - «КУЛЕНЕПРОБИВНИЙ ЖАКЕТ СОРОК ЧЕТВЕРТОГО РОЗМІРУ!»
Жакет, ага.
І саме сорок четвертого розміру.
Всєнєпрємєнно куленепробивний.
Шанель. На крайняк Діор.
Ну, і по дрібницях там – берці тридцять п’ятого, і спец-дощовик. Маленький. Пошитий, певно, за спец-замовленням.
Куленепробивний жакет нас доконав. Ми давно вже розуміли, що про наш фронт 2014-2017 років дамочка-письменниця не знає аж нічого. Але ж, вирішивши, мабуть, що усі війни однакові, вона швиденько переглянула «В бой идут одни старики», «А зори здесь тихие», «Небесный тихоход» - і жизнєпісала як могла.
Я художник, я так бачу!
Далі нам трохи розказали про жахіття війни очима жінок: «За лінією фронту не було теплих ліжок, гарячої вранішньої кави з пінкою, красивих зачісок і шопінгу. Натомість повсюди чатували небезпека, смерч і смерть, поранення, кров, відсутність гарячої води й елементарних засобів гігієни. Яким чудом жінкам вдавалося виживати на війні за таких умов, можна було лише здогадуватися…»
І ми мовчки згодились. Дійсно, важко уявити, як наші дівчата виживають на фронті без шопінгу, кави з пінкою та елементарних засобів гігієни.
А тим часом Діана з товаришами-волонтерами вже під’їхала до місця дислокації тонкої та тендітної дівчини Жанни і вже телефонувала, аби їх зустрічали разом з Жанною.
«Ми вас чекаємо. Але Жанна не зможе вийти»
- А шо ж такоє? – видихнув Ф.О.Н.Д.
«Вона сьогодні загинула» - прочитала я далі.
- Блін. Я не цинік. – сказав Паша. – Але від цього стилю негайно проситься продовження «Тоді хоч м’ячик скиньте»
Чому ж та як загинула та вигадана Жанна? Читаємо.
«Того ранку Жанна займалася не своєю справою, намагаючись урятувати пораненого бійця, витягуючи його з поля бою.»
- А от нєфіг лізти не в свою справу! Такий висновок. І розумій як хочеш. – пояснила Косінова, яка вже на той час служила в армії.
І тут починається концерт. Та книжна Діана-волонтер, що ви собі думаєте? – правильно думаєте. Вона одразу впустила слухавку. Прямо на землю. Довго не могла говорити і показувала щось на мигах своєму екіпажу, бо «страшна новина, наче міна, розірвалась у неї в голові»
- Звірі, що ви робите? – заволала я. – Мало вам густої крові в серці, так тепер ще міна в голові!
Коротше. Кілька хвилин та бідолашна Діана намагалась щось сказати, і «Лише за кілька хвилин жінка прохрипіла іншим волонтерам, що Жанна загинула»
Прохрипіла, поняли?
Ну, я не знаю, як там хто – а мій екіпаж з таким анамнезом мав би розвернути машину і чимдуж мчати до найближчого пункту АСАП. Або до найближчого госпіталю. Бо маємо:
- густа кров, передінфарктний стан
- явна ішемічна складова у судинах (наче міна розірвалась у голові)
- забрало мову, говорити не може, лише хрипить – клініка, інфаркт та інсульт одночасно.
Як та Діана в книзі вижила, не уявляю.
Далі просто цитати
«Тож хіба здатен справжній патріот сидіти на кухні вдома і лузати насіння, дивлячись по телевізору новини?»
Чому саме насіння треба лузати перед телевізором, не розумію. Мабуть, авторка саме так бачить несправжніх патріотів – з жменями, повними насіння. Перед телевізором, так.
«Вона – слабка і тендітна жінка, яка своїми тонкими руками змінила атласні стрічки на металеві кулеметні,»
Які нафіг атласні стрічки, до чого тут атласні стрічки? Здається, Анна Шила так захопилась, що почала описувати бойовий шлях кавалєріст-дєвіци Надії Дурової, міщанки, штаб-ротмістра гусарського полка – ну, занесло, буває. Але, хвилиночку, про бідних кулеметників замовимо слово. Схоже, Анна Шила так і уявляє собі сучасних кулеметників (кулеметниць) – перепоясаних стрічками акі матрос Желєзняк, і тєльнік рваний, і безкозирка на бідовій голові – ах, яблочкоооо, куди ти котіссяяяя…
«добряче сиплячи у бік ворога сталевими кулями.»
Саме сталевими, ясно? Не свинцевими, не дерев’яними кулями, саме сталевими. Це важливо.
«Діана зустрілась з солдатом. Солдат був повністю сивий у своєму ще достатньо молодому віці»
Господи, страсті які. Геть повністю сивий. Мадам, я не перевіряла, клянусь!
Потім гірше. До Діани стала черга тих, хто вийшов на ротацію.
«Діана обнімала кожного з них, тихо промовляючи:
-Дякую, що живий. Дякую, що повернувся.»
Протестую! Я таких соплів ніколи нікому не кажу. Я навіть не бачила таких, хто роняє подібні соплі! Анна Шила, смію зауважити, АТО - це не індійський серіал!
«Діана ніколи не зупинялася. «Хто, як не ми?!», – так кожного разу говорила собі Діана»
Мать-мать-мать… То це вже з Діани ліплять прямо десантника.
«Діана, як і багато українських жінок-патріоток, вийшла на поле бою, щоб допомагати українським чоловікам. Як справжній боєць, як справжній десантник – «Ніхто, крім нас!»»
о, а ось і підтвердження! ВДВ, здрасті, це я, Діана, я нєфіг дєлать кірпіча об лоб, що вже мені втрачати! Після міни-то в голові!
«Про молодих хлопців, які вибігали з бліндажів, бо їх там нудило від диму та гарі.»
бідосі. Ти ба, які ніжні.
«Про руки, якими нацгвардія ледве не вирвала волонтерські аптечки»
зомбіапокаліпсис якийсь. Чи якась таємна зброя у нациків – оті спец-руки, якими вони виривають аптечки.
«Діана знову кидала бойовий клич, який летів соціальними мережами по всій Україні»
ізвіняюсь, на цьому місці я уявила себе Чінгачгуком
«Про берці, через які виглядали довгі пальці Комбата.»
… і ворушились. Кажу ж, зомбіапокаліпсис. О, тут про Комбата ще продовження:
«А сам Комбат він і в розвідку, і в наступ, і за кермо. І хай на ногах саме лахміття, а не взуття, проте у серці в нього палає справжній вогонь.»
ну, тут вже навіть я збудилась.
«Про військову форму, в якій хлопці змогли побути лише хвилин тридцять, проте так спарилися, що вирішили зняти її та відкласти до дембеля»
… так далі голяком і воювали. На цьому місці збудились всі.
«Денис залишився живим, хоча був зшитий по клаптиках. Пробиті легені, шлунок, увесь живіт заштопаний, наче на швейній машинці.»
А тут на сцену плавно виходить Франкенштейн. Якби Денис не був вигаданою фігурою, я б підмовила його подати в суд на автора. І на хірурга. Нічого собі, шити живих людей наче швейною машинкою!
Ви не стомились?
В нас лишився апофегей апофеоза.
«Коли у Діани запитували про вигорання та про те, чи не стомилася від років війни, вона завжди відповідала, що НЕТЛІННА. Діана палала і палає! Як вічна зірка на безкрайньому небі, як безсмертний Фенікс, який кожного дня постає з попелу. Жінка-Революція, Жінка-Перемога, сильна і нездоланна – це Діана.»
Останнє ми вже всі співали вголос.
Коли мене відкачали з глибокого обморока після прочитання цього «біографічного» опусу, коли я вже прийняла повну порцію заспокійливого – я написала листа, в якому чемно подякувала і пояснила, що для мене надто висока честь бути в такій книзі. Що я не можу на це згодитись, бо це було б нескромно.
А що я ще мала відповісти цій авторці, тонкій та тендітній, чиї високі, напівдитячі груди було наповнено молоком, всотаним з передовиць газети «Сільські вісті» періоду хрущовської відлиги. Наскільки мені відомо, так же чемно їй відповіли і деякі інші фігуранти майбутньої книги.
А комусь не пощастило. Вікторія Дворецька, Віка Дика, боєць, командир – чекала новелу про себе на вичитку і… не дочекалась. Взнала про вихід книги нещодавно. Прочитала новелу і обурилась. Читайте рецензію від Віки
Галина Алмазова, медик-волонтер, Галя-«Вітерець» взагалі взнала про те, що її історію розмістили у книзі лише по виходу книги. Після прочитання теж не знала, сміятись чи плакати. Я подумала було, що книга після роботи з редактором, коректором буде виглядати у друці більш пристойно, і вирішила почитати – ну, ось хоча б новелу про Галину.
«До початку заїзду лишались лічені хвилини. Повітря тремтіло від адреналіну»
від адреналіну, блін! Вони що, пукали адреналіном так, що повітря тремтіло? Ніфіга собі наадреналінили у повітрі!
Ні, оставь надєжди, всяк сюда входящій. І я, жахнувшись читати далі, закрила цю графоманію, аби не уявляти як далі, вже й без того туманне наадреналінене повітря розірвуть «вихлопи вихлопних труб, а хмари пилу змішаються з вигуками вболівальників»
Но комент
Не знаю, як сприйняли новели про себе інші героїні. З листа, якого написала мені горе-авторка, відомо, що вона збиралась вдягнути в брезентуху та взути в кирзаки наступних нетлінних десантників від волонтерства:
2. Аліна (Михайлова)
3. Аміна (Окуєва)
4. Анна (Коваленко
5. Bіка (Дворецька)
6. Віта (Назаренко)
7. Вікторія Руда (Мірошниченко, )
8. Вілена (Красна)
9. Галина (Алмазова)
10. Ганна (Гвоздяр)
11. Діана (Макарова)
12. Евгенія Гончарук)
13. Ірина (Баглай)
14. Лілія (Українська)
15. Марина (Комарова)
16. Маруся (Звіробій)
17. Наталія (Лук’яненко)
18. Оксана (Гаврилюк)
19. Олександра (Безсмертна)
20. Олена (Мосійчук)
21. Олена (Шевцова)
22. Ольга (Цеценова)
23. Ольга (Данилова)
24. Тетяна (Скородід)
25. ЯНА (Холодна)
Що вони вичитали про себе, наскільки згодні з баченням нашої художниці-баталістки, нашої нової Світлани Алексієвич – не знаю. Кажуть, дехто цілком задоволений. Питання літературного смаку.
І можна б просто посміятись. І можна відреагувати так, як відреагувала велика кількість людей у коментарях до посту Дворецької – «не зважай, забий, всьо пройдьот, пройдьот і ето» І можна сподіватись, що цей бездарний опус кане у вічність непомітною булькою.
А можна уявити і таке – колись, років за двадцять, ця книга попаде до рук доньки Віки Дикої. Та прочитає про начебто свою маму – півтораметрову залякану чмару, яка усю війну ховалась за спинами у хлопців - і здивовано спитає:
- Мамо, а ти мені інакше розповідала. І твої побратими й посестри теж. То де ж правда?
Можна уявити, що колись онуки Галі Алмазової прочитають те, що понаписувала авторка про неї, і прийдуть до неї з питанням:
- Ба, а що тут за хрєнь? То ти отак воювала???
Вікторія звернулась до авторки з обуреним питанням – що це і чому оповідання про неї розміщено у книзі без її дозволу на те? На що авторка безтурботно відповіла – це, мовляв, художній вимисел. Там немає прізвищ, сприймайте як художню літературу. Я художнік, я так бачу.
Але ж є портрети. Є імена. Місця, де воювали ці дівчата, і підрозділи, в яких вони служили або служать. У новелі про Алмазову говориться про «Вітерець» - а «Вітерець» у нас на фронті один. Тобто, особистості вгадуються безпомилково.
Тобто, звернутись до суду можна – але що це дасть у нашій країні, де інституція захисту гідності, відшкодування моральних збитків перебуває на зачатковому рівні?
І можна уявити, що буде, коли цей карикатурний опис потрапить до рук наших ворогів, і як будуть вони надривати животи, читаючи отой вселенський пафос і увесь той опис війни очима автора, який нашої війни не бачив. Не знає. Але сміє писати про це.
Карикатура.
Ось чим являється ця книга. Карикатурою, для більшої переконливості вдягненою у вишиванку й плахту, якщо не рахувати кирзаків. І якщо книга – то дійсно плювок у вічність, то авторка плюнула, й плюнула добряче.
І можна запитати у видавництва «Фоліо» - як вони могли допустити це:
- недорозвинене літераторство
- наругу над героїнями книги
А можна просто піти на презентацію книги «Жінка війни» і запитати напряму у авторки, Анни Шили, Галіни Сліпушко по життю та по фейсбуку https://www.facebook.com/galaslipushko:
- Дорогенька, то ти отак аж настільки не поважаєш наших жінок фронту? То ти вирішила попіаритись на їхніх історіях, навіть не запитавши в них на те дозволу?
І добре було б, якби про те запитали побратими наших героїнь.
"250", або Руихь, матка! (парт оне)
Tuesday, 10 October 2017 10:44Оригінал --- https://gorky-look.livejournal.com/184838.html
- Руихь, матка! - сказал мордатый фельдфебель укровермахта, тыча поселянку стволом автомата в обильное чрево. - Яйка, млеко? Мьот? Хлеп? Гибт ес? Шнапс?..
Поселянка утомленно подняла глаза к потолку, выдохнула и вяло заклацала на калькуляторе.
- Яйков сколько? Вифиль ойерс, герр зольдат?
Фельдфебель пошушукался с молодым гефрайтером панцергренадиров из лейб-штандарта "Степан Бандера", неизвестно каким ветром унесенным от своего панцера (стопудово - боевое охранение панцер-дивизьона, переквалифицированное по Минским договоренностям в мотострелки и прикомандированное в наши ебеня), затем вытащил из кармана банковскую карту "Привата" и пачку мелких рейхсгривен.
- Три десятка, битте.
- Семьдесят три гривны за все. Без шнапса. Вы у меня дошутитесь с этим шнапсом, я комбату скажу, чтобы вас попячил. Сами знаете какой штраф за торговлю алкоголем в зоне для вендоров. Вон, швепс вместо шнапса в банках привезли. Пейте на здоровье. Как платим? Нал, карта?
- Карта, фрау Светлана. Да мы пошутили насчет шнапса...
- Петросяны хреновы, дизлайк. Фол смайлик, - поселянка попалась продвинутая, видно кое-где в поселке еще ловили роутеры. - Звоните на безнал, я пока в кулек все сложу.
Пока пан фельдфебель куда-то звонил по телефону, молодой лейб-панцергренадир нарыл таки по карманам остатки наличных на старый-добрый фашистский швепс. Вечная беда расчетов за блокпостами - все деньги на карте, ни один терминал не работает, а обналичить можно только в Мариуполе.
Сепарские диверсанты, очевидно, по ночам выгребают все мелкие купюры из банкоматов, оставляя исключительно пятисотки - и ходят вдоль фронта потерянные укровермахтовцы, сжимая в окровавленных руках, торчащих из закатанных рукавов, бумажки с босоногим Сковородой, с которых тебе не дадут сдачу ни в одном чипке зоны. Разве что ты покупаешь автомобиль или недвижимость. Иметь пятьсот гривен одной бумажкой за последним блокпостом - все равно что не иметь денег вообще.
- Две банки, фрау Светлана.
- Двадцать две рейхсгривны, герр гефрайтер. Дайте две гривны, у меня сдачи нет. Возьмите в холодильнике.
Минут пять танковый гефрайтер и поселянка чередуют усилия по нажиманию кнопки и открытию холодильника, не могут попасть в одну фазу, он отпустит - она нажмет, и поочередно ругаются на укрофашистском языке русским матом. Тут у поселянки начинает телебонькать в кармане мобилка, она вытаскивает ее, читает смс-ку, обводит в своей амбарной книге цифру кружочком и ставит пакет на прилавок. Фельдфебель берет пакет, интимно накладывая загребующую лапу в тактической печатке поверх пухленькой лапки поселянки.
- А вы знаете, любезнейшая фрау Светлана, - загадочно выдыхает фельдфебель, чем-то сразу напоминая гоголевского персонажа, - Шо если поменять "д" на "н", та десь намародерить букву "е", то из слова "бендера" можно викласти слово "аненербе"?
- Та тю на вас, - отвечает любезнешая Светлана, выдергивая свою лапку. - Скажить лучче, пан фельдфьобель, когда эта клята оккупация уже закончится? Мне нормальные отдыхающие нужны, мамочки с дитями и папками, чтобы шнапс покупали, а не вот это все. У меня бизнес в дауне! Шо там ваш фюрер шакаладный каже?
Фельдфебель сразу скучнеет.
- Ув майбутьному роци, - невнятно бормочет укровермахтовец, поспешно цепляет пакет и топает на выход, стараясь не побить яйки об шклянку с "мьот".
- Ув прошлом роци было в "майбутньому роци"! - волает вслед поселянка. - Фошысти вы или нет, робить вже шото!
- Минские угоды... - бурчит фельдфебель. - Разграничение, обээсйе. Блакитные, шайсе, каски... от досипалась, курва, а шо я можу зробыть, штаф за неспровоцирен фойер - тридцать тыщ рейхсгривен...
- Швепс! - робко пискнул из угла сражающийся с холодильником панцирный гефрайтер. Поселянка со злостью лупит кулаком по пульту, холодильник открывается, панцергренадир отваливается от него с двумя банками ледяного швепса и бросается догонять начальника. В дверях укрозольдатен разворачиваются и, придерживая пакеты подбородками, вскидывают зигу во славу Бандеры.
- Хох!
- "Хох!" - передразнивает их поселянка. - От именно шо "хох", хохлы. Фьюрера нормального на вас нет... Бедный, бедный наш Райх, о, майн гот Иисусе...
***
Во всех городах, где бываешь, двигаясь из Киева на ноль, тебе рассказывают о зашкаливающем количестве местной ваты, с нетерпением ожидающей прихода "русского мира". Полтава, Харьков, Днепр, Запорожье, Мариуполь - самооценка местных колеблется по ватометру от "каждый второй" до "тупо все." Видимо, есть какой-то кайф - чувствовать себя живущим в Обители Зла.
В ответ на это мне хочется сказать, что если где и искать вату - так это в моем стольном Киеве. Куда она набилась, укрываясь от укробандеровской люти, согласно исконно русской душегубской традиции прятаться от Бога в монастыре. Но тут я чувствую, что сам начинаю получать кайф от страданий. Поэтому стараюсь смотреть на вещи объективно и со стороны, как иногда получается у обкуренных или головой ударенных.
Я не заметил какого-то особого процветания хлопчатника на восток от Днепра. Безусловно, семьдесят лет франкенштейновского синтеза "советского народа" дали свои плоды - привычка ассоциировать все "наше" и "советское" с "русским" пропитала мозги шо мед соты. Все эти персонификации "русского мира" в виде бледнорумяных аленушек, курносых олигофренов-иванушек, мистического "русского солдата-освободителя", несгибаемого и непьющего "простого рабочего сидорова", трудолюбивых шо битюги, но чувстительных шо институтки колхозных платонов каратаевых, Мудрого Вождя с Апостолами-в-Пыльных-Шлемах и остального пандемониума имперской мокшанской мифологии, реально гипнотизируют отечественных ностальгентов.
Но уверенность в том, что "русский народ" это сплошной и душевный платон каратаев, только с натертой случайными моральными уродами пяткой, мгновенно развеивается при непосредственном контакте с этим платоном-освободителем. Который, как выясняется, сплошняком из натертой пятки и состоит.
Именно этого не понимают измученные нарзаном жители Правобережья - и даже прифронтового Мариуполя. Потому что чудо развеивания морока происходит немного дальше, километров эдак за двадцать от Марика. Оно вроде близко, гораздо ближе, чем из Киева - но это близость локтя, который не укусишь: несколько поясов блокпостов, минированные обочины и патрули в зоне отбивают желание ездить туда на пикник погулять за грибами.
В итоге - мы почти ничего не знаем о людях, живущих в зоне. И если в раздолбанном Широкино из постоянно живущих аборигенов остался только комендант - трехногий бродячий пес, появляющийся из ниоткуда и исчезающий в никуда быстрее, чем вскидывается на звук автомат - эдакая помесь Жеводанского Зверя и собаки Баскервилей - то в нашем Поселке, и вокруг него живут люди. Живут и ждут.
И на Скорбную сторону они не хотят даже за две пенсии.
***
Как таковая, цивилизованная жизнь заканчивается примерно у нас в Поселке. Точнее, она заканчивается за последним блокпостом, а здесь воссоздается ее армейская симуляция, инфраструктура, наведенная пунктиром. Намек на порядок в извержении хаоса. Впрочем, и этого достаточно, чтобы в мире без банкоматов, почт, поликлиник и отделений милиции все живое начинало рефлекторно жаться поближе к армейским и парамилитарным базам.
И дело не исчерпывается помощью "симиков", хотя сивил-милитари-кооперейшн работает как положено. Но жизнь состоит не только из базовых потребностей, еще из кучи проблем помельче, для решения которых требуются электрики, водопроводчики, медики, автослесари, люди, умеющие настроить интернет и сделать укол собаке. Есть даже Зубные Феи на Замке (о них будет отдельный обстоятельный и дружеский рассказ), и они не только воевак лечат - любого, кто к ним придет. Потому что за последним блокпостом иного порядка и цивилизации, кроме нашей, фошистской и укровермахтовской, нет.
Кроме того, нужны люди, у которых есть батарейки к твоему фонарику, дрель к твоей стене, трос к твоей машине, лестница к твоим порванным проводам, соль к твоему супу и так далее, вплоть до "есть люди типа раз, и люди типа три" как пел когда-то Борис Гребенщиков. Это я говорю ответственно, как человек с болгаркой без диска и со степлером без скоб. Тут в одиночку пиздец, как Мейлмьюту Киду в Белом Безмолвии, надо искать себе подобных.
Местные давно уже выяснили, что наиболее подобный им вид людей, от которых можно дождаться помощи, сочувствия и защиты, ходит в камуфляже. В этом симбиозе сивилов и милитаров, думаю, кроется ответ на жгучий вопрос: "Что мы будем делать с населением Донбаса, когда его освободим?"
Боюсь, сначала придется накормить его, отмыть, залечить цингу с мокнущими потертостями и помочь вкрутить лампочку. Я не имею в виду жителей окончательно охуевшего Донецка, причем охуевшего дважды: сначала от собственной крутости: "Лонбас порожняк не гонит", потом от собственной обреченности: "Гори оно все синим пламенем вместе с нами". Я имею в виду жителей поселков Скорбного края - таких же поселков, как наш. В которых не стоят трезвые и свидомые укровермахтовцы в пикселе, а панует махновская сборная "защитников русского мира", набранная из того самого российского сказочного пандемониума - калужский царевич Иван-Дурак да богатырь Микула Выноси-Холодильник.
Вшей сначала придется повыводить у этих новороссов керосином, а потом уже решать - что с ними делать?
Дальше: Парт тво
- Руихь, матка! - сказал мордатый фельдфебель укровермахта, тыча поселянку стволом автомата в обильное чрево. - Яйка, млеко? Мьот? Хлеп? Гибт ес? Шнапс?..
Поселянка утомленно подняла глаза к потолку, выдохнула и вяло заклацала на калькуляторе.
- Яйков сколько? Вифиль ойерс, герр зольдат?
Фельдфебель пошушукался с молодым гефрайтером панцергренадиров из лейб-штандарта "Степан Бандера", неизвестно каким ветром унесенным от своего панцера (стопудово - боевое охранение панцер-дивизьона, переквалифицированное по Минским договоренностям в мотострелки и прикомандированное в наши ебеня), затем вытащил из кармана банковскую карту "Привата" и пачку мелких рейхсгривен.
- Три десятка, битте.
- Семьдесят три гривны за все. Без шнапса. Вы у меня дошутитесь с этим шнапсом, я комбату скажу, чтобы вас попячил. Сами знаете какой штраф за торговлю алкоголем в зоне для вендоров. Вон, швепс вместо шнапса в банках привезли. Пейте на здоровье. Как платим? Нал, карта?
- Карта, фрау Светлана. Да мы пошутили насчет шнапса...
- Петросяны хреновы, дизлайк. Фол смайлик, - поселянка попалась продвинутая, видно кое-где в поселке еще ловили роутеры. - Звоните на безнал, я пока в кулек все сложу.
Пока пан фельдфебель куда-то звонил по телефону, молодой лейб-панцергренадир нарыл таки по карманам остатки наличных на старый-добрый фашистский швепс. Вечная беда расчетов за блокпостами - все деньги на карте, ни один терминал не работает, а обналичить можно только в Мариуполе.
Сепарские диверсанты, очевидно, по ночам выгребают все мелкие купюры из банкоматов, оставляя исключительно пятисотки - и ходят вдоль фронта потерянные укровермахтовцы, сжимая в окровавленных руках, торчащих из закатанных рукавов, бумажки с босоногим Сковородой, с которых тебе не дадут сдачу ни в одном чипке зоны. Разве что ты покупаешь автомобиль или недвижимость. Иметь пятьсот гривен одной бумажкой за последним блокпостом - все равно что не иметь денег вообще.
- Две банки, фрау Светлана.
- Двадцать две рейхсгривны, герр гефрайтер. Дайте две гривны, у меня сдачи нет. Возьмите в холодильнике.
Минут пять танковый гефрайтер и поселянка чередуют усилия по нажиманию кнопки и открытию холодильника, не могут попасть в одну фазу, он отпустит - она нажмет, и поочередно ругаются на укрофашистском языке русским матом. Тут у поселянки начинает телебонькать в кармане мобилка, она вытаскивает ее, читает смс-ку, обводит в своей амбарной книге цифру кружочком и ставит пакет на прилавок. Фельдфебель берет пакет, интимно накладывая загребующую лапу в тактической печатке поверх пухленькой лапки поселянки.
- А вы знаете, любезнейшая фрау Светлана, - загадочно выдыхает фельдфебель, чем-то сразу напоминая гоголевского персонажа, - Шо если поменять "д" на "н", та десь намародерить букву "е", то из слова "бендера" можно викласти слово "аненербе"?
- Та тю на вас, - отвечает любезнешая Светлана, выдергивая свою лапку. - Скажить лучче, пан фельдфьобель, когда эта клята оккупация уже закончится? Мне нормальные отдыхающие нужны, мамочки с дитями и папками, чтобы шнапс покупали, а не вот это все. У меня бизнес в дауне! Шо там ваш фюрер шакаладный каже?
Фельдфебель сразу скучнеет.
- Ув майбутьному роци, - невнятно бормочет укровермахтовец, поспешно цепляет пакет и топает на выход, стараясь не побить яйки об шклянку с "мьот".
- Ув прошлом роци было в "майбутньому роци"! - волает вслед поселянка. - Фошысти вы или нет, робить вже шото!
- Минские угоды... - бурчит фельдфебель. - Разграничение, обээсйе. Блакитные, шайсе, каски... от досипалась, курва, а шо я можу зробыть, штаф за неспровоцирен фойер - тридцать тыщ рейхсгривен...
- Швепс! - робко пискнул из угла сражающийся с холодильником панцирный гефрайтер. Поселянка со злостью лупит кулаком по пульту, холодильник открывается, панцергренадир отваливается от него с двумя банками ледяного швепса и бросается догонять начальника. В дверях укрозольдатен разворачиваются и, придерживая пакеты подбородками, вскидывают зигу во славу Бандеры.
- Хох!
- "Хох!" - передразнивает их поселянка. - От именно шо "хох", хохлы. Фьюрера нормального на вас нет... Бедный, бедный наш Райх, о, майн гот Иисусе...
***
Во всех городах, где бываешь, двигаясь из Киева на ноль, тебе рассказывают о зашкаливающем количестве местной ваты, с нетерпением ожидающей прихода "русского мира". Полтава, Харьков, Днепр, Запорожье, Мариуполь - самооценка местных колеблется по ватометру от "каждый второй" до "тупо все." Видимо, есть какой-то кайф - чувствовать себя живущим в Обители Зла.
В ответ на это мне хочется сказать, что если где и искать вату - так это в моем стольном Киеве. Куда она набилась, укрываясь от укробандеровской люти, согласно исконно русской душегубской традиции прятаться от Бога в монастыре. Но тут я чувствую, что сам начинаю получать кайф от страданий. Поэтому стараюсь смотреть на вещи объективно и со стороны, как иногда получается у обкуренных или головой ударенных.
Я не заметил какого-то особого процветания хлопчатника на восток от Днепра. Безусловно, семьдесят лет франкенштейновского синтеза "советского народа" дали свои плоды - привычка ассоциировать все "наше" и "советское" с "русским" пропитала мозги шо мед соты. Все эти персонификации "русского мира" в виде бледнорумяных аленушек, курносых олигофренов-иванушек, мистического "русского солдата-освободителя", несгибаемого и непьющего "простого рабочего сидорова", трудолюбивых шо битюги, но чувстительных шо институтки колхозных платонов каратаевых, Мудрого Вождя с Апостолами-в-Пыльных-Шлемах и остального пандемониума имперской мокшанской мифологии, реально гипнотизируют отечественных ностальгентов.
Но уверенность в том, что "русский народ" это сплошной и душевный платон каратаев, только с натертой случайными моральными уродами пяткой, мгновенно развеивается при непосредственном контакте с этим платоном-освободителем. Который, как выясняется, сплошняком из натертой пятки и состоит.
Именно этого не понимают измученные нарзаном жители Правобережья - и даже прифронтового Мариуполя. Потому что чудо развеивания морока происходит немного дальше, километров эдак за двадцать от Марика. Оно вроде близко, гораздо ближе, чем из Киева - но это близость локтя, который не укусишь: несколько поясов блокпостов, минированные обочины и патрули в зоне отбивают желание ездить туда на пикник погулять за грибами.
В итоге - мы почти ничего не знаем о людях, живущих в зоне. И если в раздолбанном Широкино из постоянно живущих аборигенов остался только комендант - трехногий бродячий пес, появляющийся из ниоткуда и исчезающий в никуда быстрее, чем вскидывается на звук автомат - эдакая помесь Жеводанского Зверя и собаки Баскервилей - то в нашем Поселке, и вокруг него живут люди. Живут и ждут.
И на Скорбную сторону они не хотят даже за две пенсии.
***
Как таковая, цивилизованная жизнь заканчивается примерно у нас в Поселке. Точнее, она заканчивается за последним блокпостом, а здесь воссоздается ее армейская симуляция, инфраструктура, наведенная пунктиром. Намек на порядок в извержении хаоса. Впрочем, и этого достаточно, чтобы в мире без банкоматов, почт, поликлиник и отделений милиции все живое начинало рефлекторно жаться поближе к армейским и парамилитарным базам.
И дело не исчерпывается помощью "симиков", хотя сивил-милитари-кооперейшн работает как положено. Но жизнь состоит не только из базовых потребностей, еще из кучи проблем помельче, для решения которых требуются электрики, водопроводчики, медики, автослесари, люди, умеющие настроить интернет и сделать укол собаке. Есть даже Зубные Феи на Замке (о них будет отдельный обстоятельный и дружеский рассказ), и они не только воевак лечат - любого, кто к ним придет. Потому что за последним блокпостом иного порядка и цивилизации, кроме нашей, фошистской и укровермахтовской, нет.
Кроме того, нужны люди, у которых есть батарейки к твоему фонарику, дрель к твоей стене, трос к твоей машине, лестница к твоим порванным проводам, соль к твоему супу и так далее, вплоть до "есть люди типа раз, и люди типа три" как пел когда-то Борис Гребенщиков. Это я говорю ответственно, как человек с болгаркой без диска и со степлером без скоб. Тут в одиночку пиздец, как Мейлмьюту Киду в Белом Безмолвии, надо искать себе подобных.
Местные давно уже выяснили, что наиболее подобный им вид людей, от которых можно дождаться помощи, сочувствия и защиты, ходит в камуфляже. В этом симбиозе сивилов и милитаров, думаю, кроется ответ на жгучий вопрос: "Что мы будем делать с населением Донбаса, когда его освободим?"
Боюсь, сначала придется накормить его, отмыть, залечить цингу с мокнущими потертостями и помочь вкрутить лампочку. Я не имею в виду жителей окончательно охуевшего Донецка, причем охуевшего дважды: сначала от собственной крутости: "Лонбас порожняк не гонит", потом от собственной обреченности: "Гори оно все синим пламенем вместе с нами". Я имею в виду жителей поселков Скорбного края - таких же поселков, как наш. В которых не стоят трезвые и свидомые укровермахтовцы в пикселе, а панует махновская сборная "защитников русского мира", набранная из того самого российского сказочного пандемониума - калужский царевич Иван-Дурак да богатырь Микула Выноси-Холодильник.
Вшей сначала придется повыводить у этих новороссов керосином, а потом уже решать - что с ними делать?
Дальше: Парт тво
Цей день в історії
Saturday, 7 October 2017 18:48Оригінал --- https://peaceinukraine.livejournal.com/3043526.html
3761 - дата створення світу, початок юдейського календаря. Це літочислення є частиною сучасного єврейськоого календаря, в даний час цей календар офіційно використовується в Державі Ізраїль наряду з григоріанським календарем.
1253 — коронація в Дорогочинi галицько-волинського князя Данила Романовича (лат. Daniel Ruthenorum Rex) королівською короною, надісланою від Папи Римського Іннокентія IV.
1913 — уперше у світі на заводі Генрі Форда в Детройті весь виробничий процес збирання автомобілів почали виконувати за новою технологічною схемою — на конвеєрі.
1943 — Остапа Вишню звільнили з ув'язнення в радянських концтаборах таборах, де був ув'язнений за контрреворюційну діяльність - украінскькі вірши.
1988 — у Ризі вперше з 1940 року підняли латвійський національний прапор.
1991 - Верховна Рада України затвердила Статут Національного банку України (День народження НБУ).
2006 - вбита Ганна Політковська, російська журналістка. Винних не знайшли.
3761 - дата створення світу, початок юдейського календаря. Це літочислення є частиною сучасного єврейськоого календаря, в даний час цей календар офіційно використовується в Державі Ізраїль наряду з григоріанським календарем.
1253 — коронація в Дорогочинi галицько-волинського князя Данила Романовича (лат. Daniel Ruthenorum Rex) королівською короною, надісланою від Папи Римського Іннокентія IV.
1913 — уперше у світі на заводі Генрі Форда в Детройті весь виробничий процес збирання автомобілів почали виконувати за новою технологічною схемою — на конвеєрі.
1943 — Остапа Вишню звільнили з ув'язнення в радянських концтаборах таборах, де був ув'язнений за контрреворюційну діяльність - украінскькі вірши.
1988 — у Ризі вперше з 1940 року підняли латвійський національний прапор.
1991 - Верховна Рада України затвердила Статут Національного банку України (День народження НБУ).
2006 - вбита Ганна Політковська, російська журналістка. Винних не знайшли.
"250", або Груз Шредингера (парт зеро)
Thursday, 21 September 2017 23:43Оригінал --- https://gorky-look.livejournal.com/183315.html
Концептуально юниты и грузы на войне отличаются тем, что первые могут передвигаться самостоятельно, а вторые - нет. Поэтому первые на картах отмечаются всякими ромбами, квардатами и стрелками, юниты помельче обозначаются в эфирах позывными, ну а грузы, как водится, получают маркировку.
Например, «груз 100» - боеприпасы, «груз 800» - может быть все что угодно, лучше не интересоваться. Мечта пирата «груз 700» - окованный медью сундук с полковой кассой (а точнее — любые деньги). Но обывателю больше известны грузы, так сказать, органического происхождения: «груз 200» и «груз 300».
Завелась эта военная арифметика еще при Союзе, когда при отправке любого груза, неважно складской он или двуногий, заполнялась типовая форма - потому что в одной форме надо было указать количество единиц, а в другой — его фамилию. Писари, высунув от усердия языки, заполняли эти формы, сверяя у «трехсотых» количество конечностей с указанным в накладной, а количество выстрелов в ящике «сотых» поштучно.
Союз издох, а жаргонные словечки остались. То ли в силу армейских традиций, то ли в силу человеческого цинизма, то ли из-за нежелания каждый раз напоминать себе, что у каждого «груза 200» есть имя, позывной, адрес, друзья и семья. Иначе так и ебнуться недолго. Оно как-то душевно проще пробурчать в эфир что-то типа «один двести три триста», чем называть вещи своими именами.
***
Арифметика войны создает ее алгебру. Безусловно, она везде своя, но в общих чертах выглядит так:
Сначала прилетает. Дальше имя-фамилия превращается в один из «грузов». Если «двухсотый», то расчет закончен, и начинается совсем другое исчисление, о котором я рассскажу отдельно. А если повезло (если это можно назвать везением), то утративший возможность перемещаться юнит превращается в «груз триста» и становится переменной в довольно сложном уравнении.
Первым делом его надо вытащить из под огня и доставить до перевалки, где есть возможность провести предварительный осмотр и перегрузить на специальный транспорт для перевозки раненых, а не на шопопало, от брони до огородной тачки. И где не грохает, не рвется и свистит.
На самом деле может вполне грохать и свистеть, перевалка является тем же «нулем», только в следующей итерации — позиции меняются стремительно, а опорные пункты не погоняешь вперед-назад. Но принято считать, шо на этих перевалках тихо, щебечут иволги и растут съедобные грибы. Современная война — это не колонны Наполеона, и не окопы Мажино. Гатят издалека, снайперы шхерятся где попало, а ДРГ можно встретить как йети — везде, разве что не всегда.
Первая часть формулы двусоставная, например побратимы с матюками и пожеланиями «держись-братишка» на салазках дотаскивают брата от места до ВОПа, а потом от взводного опорного пункта местная медицина довозит на броне (или как позволит расклад) до перевалки.
А может быть и не так. Где как получится.
Дальше вторая часть марлезонского балета. На перевалке осматривают уже серьезнее и полностью, а не только там, где бо-бо, парамедики меняют перевязочную самодеятельность побратимов на что-то более прочное, связываются со стационаром и стремительно везут, стараясь не расплескать, свой груз туда, где ему окажут помощь. В поле серьезно раненого человека вылечить невозможно. Он умрет. Поле и для здоровых не подарок, а раненый там обречен.
Именно на этом этапе «груз триста» начинает стремительно сползать в «груз двести», теряя единичку за единичкой на лайфбаре. Часто кроме главной вавки, которая болит, но не угрожает, обнаруживается еще пяток помельче, из которых стремительно утекает жизнь солдата. Смерть приходит за своим, и парамедам приходится держать «груз триста» на этом свете за шиворот, молясь, чтобы не разжались пальцы медика и выдержал воротник «трехсотого».
Время уплотняется, точнее будет даже сказать по-украински «ущільнюється», сжимая щели между секундами, работать надо на ходу, не давая порваться ниточке жизни в трясущейся машине.
Третья часть формулы - уже стационарный госпиталь или стабилизационный пункт. Взмыленные парамеды передают груз врачам стационара. Где за него врубается вся мощь военной медицины — по крайней мере та, которая в наличии у госпиталя. Перед оскаленой мордой смерти с лязгом падает крепостная решетка цитадели, и костлявая начинает лазить по зданию, пытаясь протиснуться в окна, двери, щели и дымоходы. Изнутри ее будут выталкивать медоборудованием и поливать кипащей смолой и прочими полезными лекарствами.
Ну, это если образно. В общем-то, если довезли живым до стационара — это серьезные шансы на то, что груз снова станет юнитом.
Не сразу, понемногу, через реанимацию, операции, лечение, реабилитацию — с груза сотрут маркировку, он встанет на ноги и дальше уже как получится — имя-фамилия-позывной снова возьмет в руки оружие, чтобы отомстить за боль и страдания мрази, которая из-за глупости или жадности лезет к нам повоевать. Или отправится домой к семье, выплатив свой долг перед Неней.
Вот такая алгебра и исчисление номеров, если отбросить местные обычаи и ситуационную специфику.
***
Это в чистой теории. На самом деле формулы наползают друг на друга или оставляют между собой разрывы - согласно утверждению Клаузевица, шо на войне все происходит через жопу. Вода кипит при температуре прямого угла 90 градусов, в сутках для удобства 25 часов, число «пи» иногда достигает четырех, а для того, чтобы принести одну вещь надо сходить за ней два раза.
Мы - парамедики ASAP RESQUE, команда «Ангелы Тайры», наша часть формулы — вторая. «Асапы — доставка от кацапа до эскулапа». И наш груз между и вне утвержденных форм, пока кубик катится между двумя и тремястами, он «двести пятьдесят». Наши пациенты — солдаты Шредингера, но какая попало определенность нас не устроит.
И наша работа — не дать растаять заветному полтиннику.
Есть у войны простой расчет
Он от «трехсот» и до «двухсот»
А дальше людям нечего считать.
Кому-то «двести» — и покой,
Кому-то «триста» – и живой,
У парамедов - «двести пятьдесят»
Никогда не считайте человека грузом в душе, даже если вы его так называете по работе. У него есть имя, позывной, друзья и семья. А у павших есть еще и память о них. Но нам хотелось бы память отложить на как можно позже.
***
Меня задолбало рассматривать как внешнее кацаповедение, так и внутренние петли кишечника нашей политики. Первое отработано как следует, а второе навевает ощущение бессмысленности усилий. Как смогу, я постараюсь рассказать о жизни «Ангелов Тайры». Тем более, что и на мне теперь тоже этот шеврон.
Концептуально юниты и грузы на войне отличаются тем, что первые могут передвигаться самостоятельно, а вторые - нет. Поэтому первые на картах отмечаются всякими ромбами, квардатами и стрелками, юниты помельче обозначаются в эфирах позывными, ну а грузы, как водится, получают маркировку.
Например, «груз 100» - боеприпасы, «груз 800» - может быть все что угодно, лучше не интересоваться. Мечта пирата «груз 700» - окованный медью сундук с полковой кассой (а точнее — любые деньги). Но обывателю больше известны грузы, так сказать, органического происхождения: «груз 200» и «груз 300».
Завелась эта военная арифметика еще при Союзе, когда при отправке любого груза, неважно складской он или двуногий, заполнялась типовая форма - потому что в одной форме надо было указать количество единиц, а в другой — его фамилию. Писари, высунув от усердия языки, заполняли эти формы, сверяя у «трехсотых» количество конечностей с указанным в накладной, а количество выстрелов в ящике «сотых» поштучно.
Союз издох, а жаргонные словечки остались. То ли в силу армейских традиций, то ли в силу человеческого цинизма, то ли из-за нежелания каждый раз напоминать себе, что у каждого «груза 200» есть имя, позывной, адрес, друзья и семья. Иначе так и ебнуться недолго. Оно как-то душевно проще пробурчать в эфир что-то типа «один двести три триста», чем называть вещи своими именами.
***
Арифметика войны создает ее алгебру. Безусловно, она везде своя, но в общих чертах выглядит так:
Сначала прилетает. Дальше имя-фамилия превращается в один из «грузов». Если «двухсотый», то расчет закончен, и начинается совсем другое исчисление, о котором я рассскажу отдельно. А если повезло (если это можно назвать везением), то утративший возможность перемещаться юнит превращается в «груз триста» и становится переменной в довольно сложном уравнении.
Первым делом его надо вытащить из под огня и доставить до перевалки, где есть возможность провести предварительный осмотр и перегрузить на специальный транспорт для перевозки раненых, а не на шопопало, от брони до огородной тачки. И где не грохает, не рвется и свистит.
На самом деле может вполне грохать и свистеть, перевалка является тем же «нулем», только в следующей итерации — позиции меняются стремительно, а опорные пункты не погоняешь вперед-назад. Но принято считать, шо на этих перевалках тихо, щебечут иволги и растут съедобные грибы. Современная война — это не колонны Наполеона, и не окопы Мажино. Гатят издалека, снайперы шхерятся где попало, а ДРГ можно встретить как йети — везде, разве что не всегда.
Первая часть формулы двусоставная, например побратимы с матюками и пожеланиями «держись-братишка» на салазках дотаскивают брата от места до ВОПа, а потом от взводного опорного пункта местная медицина довозит на броне (или как позволит расклад) до перевалки.
А может быть и не так. Где как получится.
Дальше вторая часть марлезонского балета. На перевалке осматривают уже серьезнее и полностью, а не только там, где бо-бо, парамедики меняют перевязочную самодеятельность побратимов на что-то более прочное, связываются со стационаром и стремительно везут, стараясь не расплескать, свой груз туда, где ему окажут помощь. В поле серьезно раненого человека вылечить невозможно. Он умрет. Поле и для здоровых не подарок, а раненый там обречен.
Именно на этом этапе «груз триста» начинает стремительно сползать в «груз двести», теряя единичку за единичкой на лайфбаре. Часто кроме главной вавки, которая болит, но не угрожает, обнаруживается еще пяток помельче, из которых стремительно утекает жизнь солдата. Смерть приходит за своим, и парамедам приходится держать «груз триста» на этом свете за шиворот, молясь, чтобы не разжались пальцы медика и выдержал воротник «трехсотого».
Время уплотняется, точнее будет даже сказать по-украински «ущільнюється», сжимая щели между секундами, работать надо на ходу, не давая порваться ниточке жизни в трясущейся машине.
Третья часть формулы - уже стационарный госпиталь или стабилизационный пункт. Взмыленные парамеды передают груз врачам стационара. Где за него врубается вся мощь военной медицины — по крайней мере та, которая в наличии у госпиталя. Перед оскаленой мордой смерти с лязгом падает крепостная решетка цитадели, и костлявая начинает лазить по зданию, пытаясь протиснуться в окна, двери, щели и дымоходы. Изнутри ее будут выталкивать медоборудованием и поливать кипащей смолой и прочими полезными лекарствами.
Ну, это если образно. В общем-то, если довезли живым до стационара — это серьезные шансы на то, что груз снова станет юнитом.
Не сразу, понемногу, через реанимацию, операции, лечение, реабилитацию — с груза сотрут маркировку, он встанет на ноги и дальше уже как получится — имя-фамилия-позывной снова возьмет в руки оружие, чтобы отомстить за боль и страдания мрази, которая из-за глупости или жадности лезет к нам повоевать. Или отправится домой к семье, выплатив свой долг перед Неней.
Вот такая алгебра и исчисление номеров, если отбросить местные обычаи и ситуационную специфику.
***
Это в чистой теории. На самом деле формулы наползают друг на друга или оставляют между собой разрывы - согласно утверждению Клаузевица, шо на войне все происходит через жопу. Вода кипит при температуре прямого угла 90 градусов, в сутках для удобства 25 часов, число «пи» иногда достигает четырех, а для того, чтобы принести одну вещь надо сходить за ней два раза.
Мы - парамедики ASAP RESQUE, команда «Ангелы Тайры», наша часть формулы — вторая. «Асапы — доставка от кацапа до эскулапа». И наш груз между и вне утвержденных форм, пока кубик катится между двумя и тремястами, он «двести пятьдесят». Наши пациенты — солдаты Шредингера, но какая попало определенность нас не устроит.
И наша работа — не дать растаять заветному полтиннику.
Есть у войны простой расчет
Он от «трехсот» и до «двухсот»
А дальше людям нечего считать.
Кому-то «двести» — и покой,
Кому-то «триста» – и живой,
У парамедов - «двести пятьдесят»
Никогда не считайте человека грузом в душе, даже если вы его так называете по работе. У него есть имя, позывной, друзья и семья. А у павших есть еще и память о них. Но нам хотелось бы память отложить на как можно позже.
***
Меня задолбало рассматривать как внешнее кацаповедение, так и внутренние петли кишечника нашей политики. Первое отработано как следует, а второе навевает ощущение бессмысленности усилий. Как смогу, я постараюсь рассказать о жизни «Ангелов Тайры». Тем более, что и на мне теперь тоже этот шеврон.
Оригінал --- http://gorlis-gorsky.livejournal.com/1580926.html
Борис Гмыря родился 5 августа 1903 года в Лебедине, Сумской области.
Его голос был чрезвычайным. Подарком высших сил.
Его голос обожали тысячи слушателей.
Советская власть не выпускала певца на выступления за границу, несмотря на то, что массово поступали заявки на выступления Гмыри в концертах и оперных партиях из США, Канады, Италии, Англии, Голландии.
Ответ был один: «Гмыря больной». Но не давали спокойно работать и дома - певец испытывал постоянные притеснения, вместо басовых партий ему поручали исполнять партии для баритона и тенора.
В конце концов, его заставили вообще оставить Киевский оперный театр.
Но где бы Борис Романович не выступал, он всегда исполнял украинские народные песни и произведения на стихи Кобзаря.
Так рассказывал один из зрителей: «Я был на концерте, в Ленинграде, в котором Гмыря исполнял произведения Тараса Григорьевича. В какой-то момент вышла не ведущая, а сам Борис Романович, и своим мягким, бархатным голосом объявляет «Думы мои, думы мои» с комментарием: «Это стихотворение Тарас Шевченко написал здесь, в Петербурге, в 1839 году. В нем он с необычайной силой выразил свою любовь и тоску по родной Украине, и свою безнадежность снова побывать в родных местах».
Его голос был чрезвычайным. Подарком высших сил.
Его голос обожали тысячи слушателей.
Советская власть не выпускала певца на выступления за границу, несмотря на то, что массово поступали заявки на выступления Гмыри в концертах и оперных партиях из США, Канады, Италии, Англии, Голландии.
Ответ был один: «Гмыря больной». Но не давали спокойно работать и дома - певец испытывал постоянные притеснения, вместо басовых партий ему поручали исполнять партии для баритона и тенора.
В конце концов, его заставили вообще оставить Киевский оперный театр.
Но где бы Борис Романович не выступал, он всегда исполнял украинские народные песни и произведения на стихи Кобзаря.
Так рассказывал один из зрителей: «Я был на концерте, в Ленинграде, в котором Гмыря исполнял произведения Тараса Григорьевича. В какой-то момент вышла не ведущая, а сам Борис Романович, и своим мягким, бархатным голосом объявляет «Думы мои, думы мои» с комментарием: «Это стихотворение Тарас Шевченко написал здесь, в Петербурге, в 1839 году. В нем он с необычайной силой выразил свою любовь и тоску по родной Украине, и свою безнадежность снова побывать в родных местах».
А потом полилась эта тоска и безнадежность так, что зал плакал, а я век не забуду это исполнение Гмырей.
Потом я купил пластинку и беспрестанно слушал Шевченко «Думы».
Так произведения Шевченко больше никто не выполнял, и вряд ли когда-нибудь и исполнит»
Потом я купил пластинку и беспрестанно слушал Шевченко «Думы».
Так произведения Шевченко больше никто не выполнял, и вряд ли когда-нибудь и исполнит»
Борис Гмыря мечтал об украинских варианты «Зимнего пути» Ф. Шуберта, всех произведений на музыку П. Чайковского. По этому поводу обращался к известным украинским поэтам, но все их переводы забраковал, а самому осуществить задуманное не хватило времени - он внезапно умер.
Умер Борис Гмыря 1 августа 1969. Похоронен выдающийся украинский на Байковом кладбище в Киеве.
Друзья! Борис Гмыря был не просто талантливым певцом, он был гением песни.
К сожалению, в Украине его имя вспоминают не так часто, как это следует делать.
Поэтому сегодня обязательно послушайте его шедевры или расскажите историю жизни своим друзьям.
Умер Борис Гмыря 1 августа 1969. Похоронен выдающийся украинский на Байковом кладбище в Киеве.
Друзья! Борис Гмыря был не просто талантливым певцом, он был гением песни.
К сожалению, в Украине его имя вспоминают не так часто, как это следует делать.
Поэтому сегодня обязательно послушайте его шедевры или расскажите историю жизни своим друзьям.
Оригінал --- http://gorlis-gorsky.livejournal.com/1569847.html
Вот прихожу я, скажем, со своими парижанами в парфюмерную лавку или ещё куда, где продавщицей работает какая-нибудь, как их называют - petite souris de Paris - парижская мышка: это значит, худенькая такая, бледная, без этих наших бровей с декольте.
И вот я, допустим, расплачиваюсь, и видно, что у меня иностранная карточка, или я прошу мне пробников отсыпать побольше, чтобы друзьям дома раздать, а мышка, конечно, спрашивает:
- Вы, месье, из какой страны, пардон?
А я так вызывающе:
- Киев, Украина.
А она глаза распахивает:
- А можете сказать что-нибудь на вашем языке? А то я вот греческий могу узнать, даже шведский немножко, а украинского языка я никогда не слыхала.
А я не знаю:
- Что же мне сказать, мадемуазель? Чтобы со смыслом, не просто так.
А она тогда:
- А вы расскажите в двух словах о своей стране. Тогда это будет правильно и понятно.
Тогда я так вздыхаю, делаю влажные украинские глаза, напускаю в голос этого нашего карего бархату и говорю:
- Що ж тобі, сонечко, про нас сказати? Сказати тобі, як ми скучили? Скільки століть нас ганяло по Азіях, скільки мільйонів діток ненароджених - через сусідів, мокшан з поросячими очима? Якби ж ти знала, рибонько, як тепер тяжко вертатися сюди, до людей! Ми ж були з вами колись одна Європа - а тепер ми вам якісь дикуни, а ви нам - точнісінько ельфи...
А она всплескивает руками:
- Боже, как красиво! Вы же не говорите, вы же поёте!
И только за два квартала оттуда мои французы решаются заговорить:
- А что ты ей читал? О чем? Какой текст?
И я важно говорю:
- Олег Жадан. Поэма "Издрык".
И они так тооооонко повторяют, аккуратно так, как будто на цыпочках:
- Точнисинько. Точниииисинько.
Вот прихожу я, скажем, со своими парижанами в парфюмерную лавку или ещё куда, где продавщицей работает какая-нибудь, как их называют - petite souris de Paris - парижская мышка: это значит, худенькая такая, бледная, без этих наших бровей с декольте.
И вот я, допустим, расплачиваюсь, и видно, что у меня иностранная карточка, или я прошу мне пробников отсыпать побольше, чтобы друзьям дома раздать, а мышка, конечно, спрашивает:
- Вы, месье, из какой страны, пардон?
А я так вызывающе:
- Киев, Украина.
А она глаза распахивает:
- А можете сказать что-нибудь на вашем языке? А то я вот греческий могу узнать, даже шведский немножко, а украинского языка я никогда не слыхала.
А я не знаю:
- Что же мне сказать, мадемуазель? Чтобы со смыслом, не просто так.
А она тогда:
- А вы расскажите в двух словах о своей стране. Тогда это будет правильно и понятно.
Тогда я так вздыхаю, делаю влажные украинские глаза, напускаю в голос этого нашего карего бархату и говорю:
- Що ж тобі, сонечко, про нас сказати? Сказати тобі, як ми скучили? Скільки століть нас ганяло по Азіях, скільки мільйонів діток ненароджених - через сусідів, мокшан з поросячими очима? Якби ж ти знала, рибонько, як тепер тяжко вертатися сюди, до людей! Ми ж були з вами колись одна Європа - а тепер ми вам якісь дикуни, а ви нам - точнісінько ельфи...
А она всплескивает руками:
- Боже, как красиво! Вы же не говорите, вы же поёте!
И только за два квартала оттуда мои французы решаются заговорить:
- А что ты ей читал? О чем? Какой текст?
И я важно говорю:
- Олег Жадан. Поэма "Издрык".
И они так тооооонко повторяют, аккуратно так, как будто на цыпочках:
- Точнисинько. Точниииисинько.
Без вины виноватая
Monday, 5 June 2017 14:43Оригінал --- http://avmalgin.livejournal.com/7048950.html
Москва. 5 июня. INTERFAX.RU - - Мещанский суд Москвы признал виновной и назначил наказание в виде четырех лет лишения свободы условно бывшему директору Библиотеки украинской литературы Натальи Шариной, обвиняемой в экстремизме и растрате средств учреждения.
"Суд приходит к выводу о доказанности вины подсудимой. Признать подсудимую виновной в экстремизме и растрате денежных средств. Назначить Шариной наказание в виде четырех лет лишения свободы условно", - говорится в приговоре судьи Елены Гудовшниковой, оглашённом в понедельник.
Кроме того, Шариной назначено наказание в виде испытательного срока на четыре года. Сторона обвинения просила ранее приговорить подсудимую к пяти годам лишения свободы условно...
Сама Шарина заявила, что приговор ей не понятен. "Мне он не понятен. Разжигание ненависти - это какие это действия? Так какие действия я провела? Ни один свидетель этого не подтвердил, нет ни одного доказательства. Книги не признаны экстремистскими", - сказала Шарина.
ОТСЮДА
На самом деле пока что легко отделалась. Но, как пишут, там на подходе еще парочка уголовных дел против нее. Рецидивистка какая-то.
Москва. 5 июня. INTERFAX.RU - - Мещанский суд Москвы признал виновной и назначил наказание в виде четырех лет лишения свободы условно бывшему директору Библиотеки украинской литературы Натальи Шариной, обвиняемой в экстремизме и растрате средств учреждения.
"Суд приходит к выводу о доказанности вины подсудимой. Признать подсудимую виновной в экстремизме и растрате денежных средств. Назначить Шариной наказание в виде четырех лет лишения свободы условно", - говорится в приговоре судьи Елены Гудовшниковой, оглашённом в понедельник.
Кроме того, Шариной назначено наказание в виде испытательного срока на четыре года. Сторона обвинения просила ранее приговорить подсудимую к пяти годам лишения свободы условно...
Сама Шарина заявила, что приговор ей не понятен. "Мне он не понятен. Разжигание ненависти - это какие это действия? Так какие действия я провела? Ни один свидетель этого не подтвердил, нет ни одного доказательства. Книги не признаны экстремистскими", - сказала Шарина.
ОТСЮДА
На самом деле пока что легко отделалась. Но, как пишут, там на подходе еще парочка уголовных дел против нее. Рецидивистка какая-то.